В Париже состоялась премьера фильма "Шайтан" режиссера Кима Шапирона, афишами которого завешан весь город. На следующий день после этого с ВЕНСАНОМ КАССЕЛЕМ, играющим звероподобного монстра, в плену у которого оказалась компания юных прожигателей жизни, побеседовал АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Казалось, весь Париж собрался на эксклюзивный показ в кинотеатре Rex (в большой прокат "Шайтан" выйдет только через неделю). Прорваться в зал было непросто даже с билетами. Выглядел "весь Париж" как буйная толпа молодых людей самых разных цветов кожи – орущих, свистящих и приветствующих своего кумира Венсана Касселя. На сцене появились режиссер-вьетнамец и другие исполнители столь же мультикультурного состава – многие негритянского и арабского происхождения. Потом начался фильм: от начала до конца он сопровождался воплями и гоготом, как на просмотрах культовых B-movies, только что друг дружку не обливали водой. Вечер закончился под утро, и актер, в очередной раз познавший бремя славы, был немного утомлен, но все равно в отличном настроении.

– Как получилось, что вы стали культовой фигурой для целого поколения и для детей разных народов – в общем, для целой субкультуры?

– Да вот как-то вышло само собой. После ролей в "Добермане", в "Ненависти", в "Необратимости" эти люди узнали меня. Я не играл в типичных французских фильмах, мне всегда нравилось, когда вокруг скопление разных цветов кожи, помесь разных религий. Это важно и в политическом смысле – на фоне жестов таких деятелей, как Саркози. Слово "шайтан", "сатана" восточного происхождения, это слово вошло в обиход определенного поколения и означает что-то вроде бандита. Сегодня мусульмане – настоящие или стилизующие себя под исламизм – очень многое определяют в культуре. А этнические французы все больше увлекаются темными, грубыми людьми, даже если они опасны и могут убить. Вчера на премьере вы видели другую Францию. Была стерта граница между сценой, экраном и залом. Это было интерактивное зрелище, настоящий хеппенинг. Мы сознательно планировали этот эффект, смешав прессу, съемочную группу (которая впервые смотрела фильм) и в то же время продавая билеты для публики.

– В титрах картины указана Моника Беллуччи: честно говоря, ее там трудно разглядеть.

– Это бывает, когда артиста вырезают и включают только в приложения к фильму, которые выпускаются на DVD. Но в данном случае Моника играла вампира в черно-белом фильме, который взахлеб смотрит смотритель на автозаправке, когда туда совершают набег хулиганы. Такое уж у Моники амплуа: в свое время она начинала в "Дракуле" у Копполы.

– Это можно считать очередным семейным проектом?

– Моника моя жена, мать моей маленькой дочери и моя партнерша, я надеюсь сделать с ней вместе еще много фильмов. Но в то же время мы разные люди, не говоря о том, что я – мужчина, она – женщина, я – француз, она – итальянка. Часто мы бываем заняты в разных проектах и подолгу не видимся. Если ты требуешь свободы, то должен предоставить ее и другому. Но в чем-то мы очень схожи, а иногда мне кажется, что Моника даже безумнее меня: возьмите хотя бы роль, на которую она решилась в "Необратимости". В "Шайтане", конечно, она сыграла камео для меня – как член семьи, как друг. И другие мои друзья, которых я знаю больше десяти лет, снимались бесплатно. Вчера Моника была на премьере, и ей фильм понравился.

– А ваш отец, актер Жан-Пьер Кассель, он видел картину? И что он думает о вашем творчестве, повлиял ли он на него?

– Я стал актером благодаря отцу. Он привил мне вкус к профессии, дал понять значение пластики и танца. Но все, что я делал в дальнейшем, было вопреки его советам.

– Вас разделяют политические взгляды?

– В какой-то степени и это. Моя мать журналистка, ресторанный критик. Отец всю жизнь играл очаровательных, изысканных представителей буржуазии. Я же предпочитаю провокативные, жестокие роли. Его реакция на "Шайтан" типична для людей его круга: разве может им понравиться фильм, в котором героиня мастурбирует член собаки?

– Благодаря этим провокативным ролям вы в свои 39 лет остаетесь кумиром молодежи. А сами чувствуете себя все еще молодым?

– По крайней мере, я по-прежнему занимаюсь скейтбордингом, а не валяюсь на пляже. Если бы я не получал удовольствия от своей работы, я бы давно все бросил к черту и уехал на серфинг в Бразилию. Я не работаю ради денег – то есть не бесплатно, конечно, но деньги не цель, а только средство.

– Вы связаны с режиссерами Гаспаром Ноэ, Яном Куненом, Мэтью Кассовицем. Что вас объединяет?

– Качество, которое я назвал бы трансагрессивностью. Но с этими людьми нельзя постоянно находиться в одной группе, это как супружество: иногда надо развестись, чтобы соединиться опять.

– Люк Бессон не входит в число ваших любимых героев?

– Я ничего не имею против Бессона как человека, но не принимаю его профессиональный цинизм. Нельзя до седых волос болтаться с молодежью и продавать ей продукты из "Макдональдса", разбавленные рэпом.

– Что вы думаете о недавних событиях на окраинах французских городов?

– Я предчувствовал нечто подобное еще десять лет назад, когда снимался в "Ненависти", посвященной вызреванию именно этого конфликта. И вот оно случилось. С моей точки зрения, это была красивая революция: нет человеческих жертв, пострадали только машины, участвовали в основном дети и подростки, они зажигали только в районах своего проживания, другим не нанесли ущерба. Если не будут решены проблемы образования и социальной защиты, взрыв опять повторится. Лицо французской молодежи изменилось. Алжирцы – а они составляют большинство иммигрантов – это мы сами, мы их создали. Надо принять новую реальность.

– Вернемся к вашей актерской карьере. Вы снимаетесь в Голливуде в ролях "плохих парней"?

– Да, однажды сыграл в фильме с Николь Кидман плохого русского: таких много в Париже, так что было с кого срисовывать. Впрочем, это скорее стереотип восточного европейца в его отличии, скажем, от типичного представителя латинских кровей. Играл и плохих итальянцев, и кого только не играл. Стараюсь делать эти роли не совсем примитивными. Не предложат их мне – предложат кому-то другому. Но сниматься в Америке – это не моя мечта. Скорее мне хотелось бы работать во французском кино, но чтобы эти фильмы смотрели во всем мире.

– Как смотрели "Ненависть" и "Добермана"?

– Да, эти картины имели одинаковый успех во Франции и за границей. Может, такое произойдет и с "Шайтаном" – не знаю. Знаю только, что этот фильм пропитан подлинной энергией.

– Вчера вы почувствовали себя звездой?

– Эпоха Брижит Бардо давно кончилась. Не думаю, что во Франции сегодня есть звезды, кстати, само слово "star" – английское. Впрочем, есть секрет: если ты веришь, что тебя никто не узнает, можешь и впрямь спокойно ходить по улицам и наслаждаться анонимностью.